Маслов О.К. "ИНТЕЛЛИГЕНТ"

Маслов О.К. "ИНТЕЛЛИГЕНТ"

В начале 60-х ректором нашего мединститута стал южный человек по имени Магомет. И сразу же при очередном наборе среди абитуриентов появились первые «магометане». С каждым годом их станови­лось все больше и больше, хотя далеко не все из них с ходу трансформировались в студенты. Многие про­валивались на первом же вступительном экзамене, но возвращаться восвояси не спешили: год работали ла­борантами в институте или санитарами в больницах, а затем дополняли свои личные дела характеристикой с места работы и приступали к новому штурму ву­зовской твердыни.

 

К числу таких упорных принадлежал и Арам, низкорослый, худощавый, застенчивый юноша из ау­ла, с трудом говорящий по-русски, но с малолетства мечтающий стать врачом. Только с четвертой попыт­ки, невесть каким образом, удалось ему поступить в институт. Но сбыться его заветной мечте - получить диплом врача - было все-таки не суждено. Посту­пить-то он поступил, а учиться не смог - «плохо по­нимал русские буквы». Посоветовался он с женой (к тому времени появились уже и дети), с друзьями, за­брал в учебной части документы и окончательно обосновался там, где и провел все эти годы на Амуре, - санитаром в морге.

 

Для морга это была настоящая находка - более надежного, работящего и тактичного санитара пред­ставить было просто невозможно. Но и для Арама белый халат стал мундиром, а должность - призвани­ем.

Не комплексуя и реально оценивая свои возмож­ности, он здраво рассудил, что морг - неотъемлемая составная часть медицины, а санитар в нем - незаме­нимая личность. А посему лучше уж быть хорошим санитаром, чем плохим врачом. Решение было при­нято, и с тех пор он всегда производил впечатление человека «в своей тарелке» - открытый добрый взгляд при встрече, знание ситуации, уверенность в своих действиях, готовность откликнуться на любую просьбу. Словом, пусть не в том варианте, как хоте­лось изначально, но в целом мечта его стать медиком сбылась, и это поддерживало в нем ощущение пол­ноценности и самоуважения.

Сполна почувствовал он свою нужность ближай­шим летом, когда начальство встретило его, чуть ли не с букетом на вокзале и попросило досрочно выйти из отпуска, ибо стоило ему уехать в родные края, как всем в морге стало ясно, что это заведение может обойтись без кого угодно, включая самого начальни­ка, только не без Арама. Особенно в жаркую летнюю пору. С тех пор его буквально умоляли не брать от­пуск летом.

Это вовсе не означало, что в морге не было дру­гих санитаров - они там были, есть и будут всегда. Но в большинстве своем это был люд невежествен­ный, алчный, пьяный и не шел ни в какое сравнение с Арамом, который при необходимости был всегда на месте в любой день недели и в любое время суток. Пьяным его на работе никто никогда не видел.

Начальство, ценя по большому счету его дежяыг и человеческие качества, платило ему максимум возможного. И, тем не менее, для его многодетной семьи это были не ахти какие деньги. Поэтому, когда род­ственники умерших предлагали дополнителштчю плату за услуги, он не отказывался, но при этом ни­когда сам не просил и не называл цену.

Однако были у него три железные табу: не брать плату у медиков, у родных и знакомых сослуживцев и у сильных мира сего, за которых ходатайствует ру­ководство морга. Он соблюдал их всегда. Но одно исключение все-таки было, о чем стоит рассказать.

Год назад умер близкий родственник одного Чи­на. Чин этот занимал большой пост в верхах и имел внушительную внешность: крупный, слегка вальяж­ный, с дежурной покровительственной улыбкой на устах, всегда, даже в июльский зной - в пиджаке, бе­лой сорочке с манжетами и при галстуке. С подчи­ненными и простыми смертными держался на дис­танции, говорил хоть и властно, но ровно, не повы­шая голоса, даже при разносах не употреблял креп­ких выражений, за что и слыл интеллигентом высо­кой пробы.

Араму, разумеется, было поручено лично просле­дить за сохранностью трупа, одеть его и выдать в лучшем виде. В урочный час к моргу вместе с «УАЗиком» подкатила и белая «Волга», на которой прие­хал сам Чин в сопровождении небольшой свиты. В траурном зале звучала похоронная фоновая музыка. Возле гроба в скорбном молчании постоял и Началь­ник морга. Арам стоял в стороне на почтительном расстоянии.

Когда гроб погрузили в «УАЗик», Чин спросил Начальника, кому он обязан за такое хорошее обслу­живание. Тот взглядом указал на Арама, но преду­предил, что ничего платить не надо, дескать, санитар получит по прейскуранту. Чин понимающе посмот­рел на Начальника, грустно улыбнулся ему, жестом попросил его оставаться на месте, а сам подошел к Араму и пригласил следовать за ним.

Выйдя из зала в коридор и убедившись, что, кро­ме них двоих, здесь никого нет, он достал портмоне и спросил:

-    Сколько?

-    Нисколько, - последовал ответ. На лице Чина обозначилась болезненная гримаса:

-    Ну, ладно, давайте не будем строить из себя не­винность. Сколько? - нетерпеливо спросил он и ог­лянулся по сторонам. Ему очень не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем этого разговора.

-    Я уже сказал, нисколько, - с олимпийским спо­койствием повторил Арам.

Чин достал из портмоне банкноту и снова огля­делся, - на этот раз он искал место, куда бы ее поло­жить и быстро уйти. Но в коридоре не было ни стола, ни стула, ни даже подоконника. Тогда его взгляд ос­тановился на кармане халата санитара. Но Арам на лету перехватил обеими руками его руку с банкнотой и решительно отвел её в сторону.

Чин опешил. Он привык повелевать и принимать благодарности, а тут не только не принимают его ми­лости, но и применяют в отношении его силу. И, главное, кто!? Он брезгливо посмотрел на то место на рукаве пиджака, за которое брался Арам, - не остались ли отпечатки его ладоней - и, не в силах оста­вить поле боя побежденным, сменил тон:

-    Ну, возьмите, так полагается, все ведь берут...

-    Может, это у вас все, а у нас нет.

-    Это... Это у кого же, у вас?

-    У нас, медиков. Чин побагровел.

-  Слушай, ты говори да не затоваривайся. Знаю я вас, как облупленных. Тоже мне медик нашелся. Ты такой же медик, как... - и осекся на полуслове.

По резкой перемене во взгляде и поведении Ара­ма он понял, а скорее почувствовал, что тот теряет над собой контроль, и сейчас произойдет что-то не­поправимое. И действительно, окажись они в эту ми­нуту в другом месте, пожалели бы, наверное, об этом потом оба. Но это был морг, где-то рядом лежал по­койник, на Араме был белый халат, и многолетнее самовоспитание не позволяло ему в этой обстановке произнести даже бранного слова. А гнев подкатил к горлу, и неизвестно, что случилось бы в момент сле­дующий, если бы в этот, последний, его не осенило спасительное прозрение. Он вдруг подумал, что че­ловек так оглупеть может только от большого горя. Ну, конечно же, кто здравомыслящий может побрез­говать прикосновения к своей одежде рук, которые только что обряжали в последний путь родного чело­века? Как можно было усомниться в том, что я ме­дик, если я работаю санитаром и на мне белый халат? Да и вообще, может ли нормальный человек устроить в морге свару из-за того, что у него не берут день­ги?... И гнев стал сменяться милостью.

Не веря глазам и ушам своим, перепуганный Чин увидел подобревший взгляд собеседника и услышал слова:

- Хорошо, пусть будет по-вашему. Только вы­полните мою просьбу: купите на эти мои деньги цве­ты и положите их на могилу.

Впрочем, не расскажи Арам эту историю во время именинного застолья, где гостем был мой приятель, мы так ничего бы и не узнали о его «грехопадении».